НЕ МОГУ БРОСИТЬ СТРАЖДУЩИХ (Р. Лютая, с.10 №71)

Одним из благодатных подвижников современного иночества является известный старец – духовник Киево-Печёрской Лавры иеромонах Алексий (Шепелев) (1840-1917), память которого совершается 11 марта. Кто видел светлое ласковое лицо отца Алексия, кто слушал его вдохновенные беседы, тот не скажет, что монашество отжило свой век, что современные его представители не имеют в себе христианского духа. Житие преподобного было составлено неизвестным автором и издано в 1920 году в Киеве в разгар революционного хаоса и ожесточённых гонений на Православную Церковь и монашество. Удивительным образом связана судьба этого подвижника с пророчеством Воронежского и Задонского, святителя Антония (Смирницкого).

Владимир Иоаннович Шепелев, будущий преподобный Алексий, происходил из русской дворянской семьи. Отец его в чине капитана служил в арсенале города Киева и умер, когда мальчику было всего три года. А будущая мать, Мария Кузьминична Шепелева, 7 августа 1832 года, задолго до рождения сына присутствовала при открытии мощей святителя Воронежского Митрофана. Архипастырем Воронежской епархии был тогда святитель Антоний (Смирницкий), хорошо знавший по Киеву эту благочестивую женщину, ведь он был наместником Киево-Печёрской Лавры с 1825 года. Когда Мария Кузьминична представилась Владыке Антонию, то он, будто между прочим, сказал ей: «У тебя родится сын-калека, но не скорби об этом: он будет Божиим слугою». Мария Кузьминична недоумевала. Однако предсказание святителя Божия сбылось: через семь с лишним лет после разговора со святителем Антонием, 14 апреля 1840 года, в первый день Пасхи у Иоанна Иоанновича и Марии Кузьминичны родился мальчик, которого при крещении назвали Владимиром – в честь благоверного князя Владимира Киевского. Таинство крещения над Владимиром было совершено в Киевском Николаевском Военном Соборе 20 апреля того же года. Восприемниками были Киевский комендант, генерал-лейтенант А.Л. Пенхеровский и дочь статского советника Е.Ф. Лопухина. Новорождённый Владимир действительно оказался калекой: он был совершенно немой. Немота Владимира наводила печаль на семью Шепелевых, и родные его тяготились недостатком ребёнка. Одна мать чувствовала в немоте сына особое действие Промысла Божия. Она подолгу молилась и старалась воспитать в своём дитяти христианские чувства, особенно стараясь научить своего сына милосердию. Мария Кузьминична водила Володю даже по тюрьмам, где раздавала милостыню заключённым.

Посещала она с ним и Китаевскую пустынь Киево-Печерской Лавры, где в то время подвизался Христа ради юродивый старец иеросхимонах Феофил. Отец Феофил любил приходивших к нему за благословением и молитвами сына и мать Шепелевых. Однажды, увидевши их на дворе пустыни и указывая глазами на маленького Владимира, он скороговоркой произнёс: «Ага... монашонок идёт, монашонок...» Другой раз призвал мальчика к себе в келью и, давая груду пряников, говорил: «Держи руки... ешь пряники!» Дитя с удовольствием принялось кушать лакомство, а старец только подбадривал его: «Ешь, ешь, – говорил он, – вырастешь – не пряники, а Христа принимать будешь». После таких встреч Мария Кузьминична поняла, что Господь сына её ведёт к священству в монашеском чине.

Весною 1852 года отроку сравнялось двенадцать, и его матери прислана была из Петербурга бумага, которой вменялось в обязанность привезти Владимира для воспитания в Петербургский Пажеский корпус, вместе с письмом были присланы и деньги на проезд (тогда дети дворян обязаны были получать образование в военных школах и потом проходить службу в офицерском звании). В это время митрополитом Киевским был святитель Филарет. Мария Кузьминична поспешила к Владыке за советом. Высокопреосвященнейший Филарет посоветовал ей написать, что она не может привезти Владимира для учения в Пажеский корпус вледствие его немоты. В Петербурге таким ответом удовлетворились и больше семью не беспокоили. Так Промыслом Божиим юноша был отстранён от светской офицерской жизни, чтобы в будущем, по предсказанию святителя Антония (Смирницкого) и юродивого старца Феофила, стать монахом, Божиим слугою, и более того – священнослужителем, принимающим Христа, несмотря на врождённую свою немоту... Исцеление свершилось год спустя.

Мария Кузьминична нередко обращалась к киевскому митрополиту Филарету с просьбами о молитве за сына-калеку, а Владыка всегда советовал скорбящей матери усилить и свою молитву, увеличивая милостыню. «Успокойтесь, – говаривал он, – Господь милостив и всемогущ. Он поможет Вашему сыну». Между тем, на Пасху 1853 года Владыка велел Марии Кузьминичне прийти к нему в первый день праздника вместе с сыном. На первый день вечерню владыка Филарет служил в своей домовой церкви, сооружённой в честь святителя Митрофана Воронежского, куда допускались только избранные лица. Сюда-то и пришла с сыном Владимиром Мария Шепелева в великий праздник Воскресения Христова. Материнское сердце её предвещало, что вот-вот должно свершиться что-то особенное.

После окончания службы все молящиеся стали подходить ко кресту, который держал Владыка. Подошла и Мария Кузьминична с сыном, и святитель как обычно милостиво их обоих благословил. Затем, неожиданно обратившись к отроку Владимиру, велел ему поцеловать свою палицу. Когда Владимир с благоговением поцеловал висящую на святителе палицу, владыка Филарет громко сказал ему: «Христос Воскресе!» Но мальчик не ответил. Владыка повторил своё приветствие, но ответа не было. Тогда святитель в третий раз сказал: «Христос Воскресе!» И, о чудо! – мальчик восторженно ответил: «Воистину Воскресе!»

После исцеления отрока от немоты вопрос о его воспитании был решён. Владыка Филарет рекомендовал Владимира отдать на дальнейшее воспитание в Лавру. И 2 июля 1853 года тринадцатилетний Владимир Шепелев, напутствуемый благословением матери, поступает в Киево-Печёрскую Лавру, сначала в качестве послушника митрополита Филарета. А через четыре дня после его поступления 6 июля 1853 года, Мария Кузьминична скончалась...

Владыка Филарет принял очень близкое участие в судьбе нового юного послушника. Святитель был близок к Киевской Духовной Академии и Киевскому Университету. Профессора обоих учебных заведений часто заходили к Владыке и по просьбе митрополита занимались науками с отроком Владимиром. Благодаря этим урокам юный послушник знаком был с русской литературой, хорошо знал русскую церковную и гражданскую историю, владел латинским языком, был сведущ в медицине; нечего уж говорить о Священном Писании, житиях святых и святоотеческой литературе, которые он читал до последних дней своей жизни. Заботясь об умственном образовании послушника Владимира, владыка Филарет не забывал и о нравственном его воспитании, особенно учил его делу милосердия.

В семнадцатилетнем возрасте юноша по благословению Владыки подал прошение в Духовный Собор Лавры о принятии в число послушников Киево-Печёрской обители, оставил покои митрополита, поселился в братских кельях и начал трудиться в числе временных послушников Лавры при типографии. Владимир пребывал в Лавре, оставаясь послушником до 1872 года. Пред своим пострижением в монашество послушник он съездил в Воронеж поклониться святителю Митрофану, во время открытия мощей которого архиепископ Антоний предсказал его рождение. Отслужил тогда в Воронеже он панихиду и над могилой святителя Антония... Лаврский послушник Владимир был пострижен в монашество в Великий Четверг Страстной Седмицы 1872 года, 13-го апреля, с новым именем Алексий – в честь Алексия, человека Божия. Пострижение совершал сам архиепископ Варлаам в Антониевой церкви Ближних пещер, и в названии храма пострижения в откликнулось имя святителя воронежского Антония, получившего своё имя в честь глубоко чтимого им Антония Киево-Печёрского...

После пострижения в монашество отца Алексия скоро из типографии перевели на послушание записчика в больничный «Николаевский монастырь», один из храмов Киево-Печёрской Лавры. Здесь отец Алексий в день памяти святителя Митрофана Воронежского – 23-го ноября – был посвящён в сан иеродиакона. Два воронежских святителя, Митрофан и Антоний, словно незримо духовно окормляли молодого подвижника. Записчиком при Николаевском монастыре отец Алексий был до 1874 года, когда он был назначен ризничим того же монастыря. От времени служения отца Алексия иеродиаконом при Николаевском монастыре осталось одно вещественное доказательство его духовного настроения в тот период его жизни. В алтарь Николаевской церкви был подарен преподобным Алексием серебряный стаканчик для запивки после Святого Причастия с надписью: «За упокой иеродиакона Алексия (Шепелева)»...

Три года спустя отец Алексий был возведён в сан иеромонаха. Это рукоположение состоялось неожиданно как для самого отца Алексия, так и для окружающих.
6 декабря, день святителя Николая Мирликийского, был престольным праздником в Николаевском монастыре. В 1875 году в этот день здесь выразил желание служить митрополит Арсений. В это день по решению лаврского начальства готовились к рукоположению: один монах – в сан иеродиакона, и один иеродиакон – в сан иеромонаха. Но за несколько дней до торжества наместник Лавры, архимандрит Варлаам видит сон. Ему является святитель Николай и приказывает представить к рукоположению в иеромонахи иеродиакона Алексия. Архимандрит Варлаам рассказал свой сон митрополиту Арсению. И, вняв его рассказу, 6 декабря митрополит рукоположил в сан иеромонаха иеродиакона Алексия. Так неожиданно и чудно состоялось это рукоположение. На отца тридцатипятилетнего Алексия возложили новое послушание, которое он потом нёс при разных храмах Лавры до конца своих дней – духовничество.

Через четыре года отец Алексий Духовным Собором был переведён с должности ризничего Николаевского монастыря на такое же послушание на Ближние пещеры. Открывать по утрам раки преподобных, смотреть за чистотой покрывал и гробов, в которых почивали святые мощи – это доставляло великую духовную радость отцу Алексию. Там, в пещерах, у мощей святых угодников и молитва лилась свободнее из его сердца; там он забывал всё мирское и, всегда видя перед собою нетленно почивающих угодников, невольно стремился к подражанию им. К богомольцам, посещавшим пещеры, отец Алексий всегда был приветлив. Никто не мог так толково рассказать о печёрских подвижниках, как это умел делать отец Алексий. Высокопреосвященный Платон, митрополит Киевский, зная об этом, часто поручал ему сопровождать по пещерам почётных гостей.

В это время начал Господь посещать преподобного Алексия Своими дивными знамениями и одарил прозорливостью. Так, однажды после причащения Святых Таин юродивого старца Паисия он увидел сияющее неземным лицо его... В другой раз, 1 марта 1881 года отцу Алексию во время служения в алтаре чудным образом была открыта дата смерти Государя Александра II. По совершении проскомидии перед покрытием дискоса и чаши покровцами взор отца Алексия остановился на частице, вынутой в честь императора – частица показалась ему не белой, какими были все прочие частицы, а светло-коричневой, как бы облитой вином или кровью... В великом смущении и скорби отец Алексий начал Божественную службу: он не сомневался, что частица не была облита вином, а это великое Божие чудо, предзнаменующее какое-либо событие в жизни Государя Александра II. Этим событием оказалась смерть Александра II, который в этот именно день был убит в Петербурге.

В 1885 году отец Алексий был перемещён с должности ризничего Ближних пещер на то же послушание к Великой церкви Лавры, в «дом Богородицы». Богослужение Великой церкви, по красоте и величию несравнимое с Богослужением не только пещер, но и других храмов Лавры, радовало душу отца Алексия. Но здесь-то и начал мстить ему враг рода человеческого – диавол – за его смирение. Оговорённый несправедливо двумя сёстрами-посетительницами Лавры, проведший в Лавре тридцать восемь лет отец Алексий, во избежание кривотолков, был переведён в Спасо-Преображенскую пустынь. Это было серьёзным испытанием... Получив весть о своём переводе, грустный шёл отец Алексий по лаврскому двору. Вдруг встречается ему блаженный старец Паисий и ласково говорит: «Чего грустишь, душечко?.. Вспомни Христа Спасителя... Как его безжалостно били, как заушали, плевали в него. И не Он ли претерпел позорную крестную смерть? А всё ради кого? Ради нас, душечко...». Отцу Алексию стало легче после такого наставления. «Значит, такова воля Божия», – подумал он и, уже спокойный, переехал в Преображенскую пустынь.

Там отец Алексий прожил четыре с половиной года. Вспоминая в конце жизни о проведённом в Преображенской пустыни времени, отец Алексий говорил: «Это было самое лучшее время в моей жизни. Я там всегда помнил о смерти». Отцу Алексию напоминало о смерти находящееся в Преображенской пустыни братское кладбище и часто погребаемые там умершие. В 1895 году постановлением Духовного Собора Лавры отец Алексий из Преображенской пустыни переведён в Голосеевскую пустынь на должность ризничего в пустыни. В Голосеевской пустыни преподобный Алексий прожил 21 год 3 месяца и 24 дня. Главными его обязанностями здесь были: очередное Богослужение, наблюдение за ризницей и духовничество. Отец Алексий, живя в пустыни для Господа, избегал славы и возвышений. Когда ему предложили занять должность Блюстителя Дальних Пещер – он отказался. Будучи духовником – старцем лаврской братии и приходящих богомольцев – в пустыни преподобный Алексий и окончил свои дни.

Келья отца Алексия в Голосеевской пустыни была скромна, обстановка предельно бедна: несколько икон, из которых он почитал особенно одну – икону Божией Матери, которою благословила его мать; диванчик, на котором принимал почётных гостей, перед диванчиком ничем не покрытый столик, на котором постоянно лежало «Евангелие» на славянском языке больших размеров; этажерка для книг, стол для трапезы, кровать, на которой отец Алексий, кажется, никогда не спал; медный умывальник с металлическим тазиком и несколько простых тумбочек – вот и всё. Келейника у него не было. Старец сам носил дрова, топил печь и ставил самовар, сам подметал комнаты, и только к концу жизни, когда отца Алексия начали оставлять силы и он стал болеть, ему прислуживал сначала живший в пустыни монах Азария, а потом наёмный мальчик из соседнего села. Преподобный питался только тем, что ему приносили из трапезы, а в конце жизни и того не ел. Однажды митрополит Флавиан, гуляя с отцом Алексием по двору Голосеевской пустыни, спросил его: «Что Вы кушаете?» – Старец ответил: «То, что Божия Матерь даёт».

С течением времени мудрыми советами, вовремя сделанными предупреждениями он стал обращать на себя внимание православных людей: сначала прилегающих к пустыни селений, затем Киева и, наконец, всей необъятной России. О преподобном Алексии знали в Петрограде и Москве, и на Кавказе, и в Сибири, и на Дону. Он был известен и в городах, и в сёлах, и в монастырях. Это нетрудно объяснить: посещавшие во множестве Киево-Печёрскую Лавру богомольцы, обласканные, успокоенные отцом Алексием, разносили весть о нём по всем уголкам нашего обширного Отечества. В последние годы жизни преподобного Алексия у дверей его кельи ежедневно ожидали его посетители, приходившие к нему за советами, за облегчением своего горя, с просьбами за живых и умерших. Ничто не удерживало их: ни холод, ни жар, ни дождь, ни снег; к преподобному Алексию шли и летом, и зимой, и ранней весной, и поздней осенью, и, конечно, летом, когда ничего не препятствовало путешествию в Голосеевскую пустынь.

У кельи преподобного Алексия можно было встретить и священников, и монахов, и мирян, и богатых, и бедных, и знатных, и простых, и учёных, и необразованных, и заботящихся о своём спасении, и забывших о том, как нужно угождать Богу... Но больше всего у кельи преподобного толпилась беднота, которую питал он не одним словом Божиим, но и хлебом насущным. Отец Алексий всех одинаково принимал, всех старался обласкать, каждому чем-либо помочь. И действительно, он помогал страждущим людям. В келью его люди входили расстроенные, с мрачными лицами, взволнованные, а выходили спокойными, умиротворёнными, со слезами радости на глазах.

У старца искали умиротворения своей совести и монахи, и архипастыри, и даже Киевские митрополиты. Два из них, особенно продолжительно пребывавшие на Киевской кафедре, – митрополит Иоанникий и митрополит Флавиан – имели отца Алексия своим духовником, а митрополит Владимир несколько раз просил молитв у отца Алексия.

А Черниговский архиепископ Антоний вызвал отца Алексия к себе в Чернигов в апреле 1911 года для предсмертной духовной беседы и на его руках предал дух свой Богу...

Любовь преподобного Алексия к людям выражалась не только в советах, сочувствии и материальной помощи приходящим к нему несчастным, но выливалась и в его горячей молитве к Богу и Его святым за всех просящих у него содействия. Сам батюшка больше значения придавал молитве, чем советам и помощи. Иногда советы батюшки не принимались посетителями и тогда он переставал убеждать своего гостя, видимо соглашался с ним и даже благословлял его на предпринимаемое им дело. Но когда тот уходил из кельи старца, батюшка начинал молиться о его вразумлении. И бывало, человек, не вразумлённый советами старца, изменял своё намерение под влиянием его молитв, или обстоятельства так изменялись, что невозможно было этому человеку исполнить своё желание. Молитва одухотворяла преподобного Алексия, вселяла в его сердце Святаго Духа. Дух же Святый просвещал его разум и давал видеть то, что сокрыто от обычного человека. Преподобный Алексий под влиянием Святаго Духа постигал мысли других людей, узнавал прошедшую жизнь своих посетителей, предвидел будущее. Этот дар Святаго Духа, который принято называть прозорливостью, с одной стороны, привлекал к отцу Алексию массу духовных детей, а с другой – давал ему возможность безошибочно определять нравственное состояние приходящих к нему людей и предлагать им соответствующие советы. Но старец не всегда и не перед каждым проявлял свою прозорливость, но только когда была в этом нужда и когда человек, стоящий перед ним, был способен воспринять для себя с пользою проявление этого дара.

Приведём повествование воина Первой мировой войны, посетившего старца в 1916 году, за год до его блаженной кончины. Из него явствует духовная высота старца, а вместе с этим его прозрения о судьбах России. Его описания рисуют нам домашнюю обстановку старца, в которой хранился избранник Божий.

«Мы шли по длинному коридору, по сторонам которого были равноудалённые двери. Пред одной из них мы остановились. «Молитвами Святых отец наших, Господи Иисусе Христе, помилуй нас!» – проговорил послушник. «Аминь!» – раздался приглушённый ответ. Послушник отворил дверь, и я вошёл в сени кельи, а затем и в самую келью. Не скрою: я волновался, сердце усиленно билось, и я с трудом справился с дыханием. Келья – маленькая комната, просто обставленная. Через деревянный пол шла полотняная дорожка до киота. На окнах глухие занавески. Пахнет кипарисом, воском, чабрецом, лампадным маслом... Сладостная тишина вошла мне в душу...

«Идите, идите, раб Божий! Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа», – благословил меня старец. Я очнулся и с усердием поцеловал руку старца. Сняв руку с моей головы, он подошёл к окну и благословил мою семью, что меня очень обрадовало. Затем пригласил меня в соседнюю комнату. С благословения старца, мы сели на скамейку. То была комнатушка с изношенным деревянным полом и обветшалыми стенами. Слепая занавеска на единственном окне. В углу небольшой иконостас со старинными иконами, пред ними – лампада. Аналой, на нём – «Евангелие», крест, епитрахиль. Вплотную к стене топчан, покрытый старым одеялом, из-под которого виднелась солома – ложе старца.

Я был пуст: ни одной мысли, ни одного вопроса. Я сидел и умилённо смотрел на старца, перекладывая фуражку из руки в руку.

«Что же, на войну идёте, раб Божий? Идите, идите, Господь благословит Вас... Четыре месяца быстро пробегут... Будете ранены, а потом возвратитесь домой... А как Ваше имя?» Старец подошёл к иконостасу и начал молиться. Я встал. Молитва была короткая. Старец снова сел. Я, наконец, пришёл в себя и начал беседу. «Скажите, отец Алексий! Ведь Россия победит своих врагов – не так ли? Недавно я получил письмо от генерала Духонина. Он пишет, что хотя Германия и её союзники надломлены, но война будет долго длиться и будет тяжёлой, пока мы принудим немцев положить оружие...» Отец Алексий слегка качнул головой. Лицо его приняло сосредоточенное выражение. Взор старца ушёл в какую-то даль. «Что будет, что будет с Россией! Боже мой, Боже мой! Что война, война? Кровью зальётся Русская Земля!.. Храмы поколеблются, кресты снесут с них, а мощи святых угодников в Днепр побросают!.. В зверей люди обратятся! Много изменников окружает Царя... Много прольётся христианской крови». Громко, отчётливо звучал голос старца, возвещающего о грядущих ужасах войны... Страх овладел мною. Старец молчал, склонив голову на свою длинную белоснежную бороду... Потом, как бы очнувшись, встал, надел епитрахиль, подошёл к иконостасу и стал молиться. Я слышал слова этой чудной молитвы. Повернувшись ко мне и положив руку на голову, он с незабываемой любовью произнёс: «Да благословит Господь раба Божия Николая на бранное дело... Спаси Вас Господь!..» Я снова с большим усердием поцеловал руку старца, искренно просил у него прощения и просил разрешения по возвращении с войны снова навестить его. «Когда вернётесь, Господь позовёт меня на Суд Свой», – проговорил старец и низко поклонился мне... Я ответил глубоким поклоном и вышел из кельи...

Ровно через четыре месяца я был на фронте и участвовал в боях. В одном из них, в атаке, я был ранен. Отправленный в Киевский госпиталь, я быстро поправился. Я вспомнил о старце. И знакомый епископ сообщил мне, что старец уже о Бозе почил».

Старческая деятельность преподобного Алексия вся была окрашена высоким христианским чувством – любовью к Богу и людям. Будучи в последний год своей жизни больным, он не перестал принимать посетителей, при этом говаривая: «Я мог бы уйти от этой суеты в богадельню и там совершенно успокоиться, но не могу бросить этих страждущих людей, приходящих ко мне за помощью». Сам же преподобный убеждал приходящих в нему: верьте, когда ниоткуда нельзя ожидать помощи, тогда является Небесная помощь.

За три дня до кончины батюшка, по обыкновению, раздавал булки трудящимся на дворе при Голосеевской пустыни и говорил: «Кушайте, кушайте, больше уж не придётся мне вам давать». А за день и в самый день своей смерти отец Алексий щедро раздавал своё келейное имущество своим духовным детям из монахов и послушников Голосеевской пустыни: при этом он им напоминал о будущей жизни и давал краткое, но сильное наставление: «Молитесь, молитесь!..»

На исходе субботы четвёртой седмицы Великого Поста, отслужив утром Литургию, он к вечеру, почувствовав в храме внезапную слабость, мирно отошёл ко Господу 11 марта 1917 года.

Римма Лютая