ДОРОГОЮ БОЖЕСТВЕННОЙ ЛЮБВИ ВСЁ ВОЗМОЖНО (Николай Гоголь) №45 с.2

Начало, корень и утвержденье всему есть любовь к Богу. Но у нас это начало в конце, и мы всё, что ни есть в мире, любим больше, нежели Бога. Любить Бога следует так, чтобы всё другое, кроме Него, считать второстепенным, не главным, чтобы законы Его были для нас выше всех постановлений человеческих, Его советы – выше всех советов, чтобы огорчить Его считать гораздо важнейшим злом, чем огорчить какого-нибудь чело¬века. Любить Бога – значит любить Его в несколько раз более, чем отца, мать, детей, жену, мужа, брата и друга; а мы даже и так Его не любим, как любим их. Кто любит Бога, тот уже гораздо более любит и отца, и мать, и детей, и брата, чем тот, кто привязывается к ним более, чем к Самому Богу. Подобная любовь человеческая – один оптический обман, плотская, чувственная любовь, страстное обаяние. Такая любовь не может посту¬пать разумно, потому что очи её слепы. Любовь же есть свет, а не мрак. В любви заключается Бог, а не дух тьмы: где свет – там и спокойствие, где тьма – там и возмущение. И потому любовь, происшедшая от Бога, тверда и вносит твёрдость в наш характер, и самих нас делает твёрдыми; а любовь не от Бога шатка и мятеж¬на – и самих нас делает шаткими, боязливыми, нетвёр¬дыми. И потому прямо от Божьей Любви должна проис¬ходить всякая другая любовь на земле...
Любовь земная, происшед от Божией, становится чрез то возвышенней и обширней, ибо она велит нам гораздо больше любить ближнего и брата, чем мы любим; она велит нам оказывать не только вещественную помощь, но и душевную; не только заботиться о его теле, но и о душе, скорбеть на него не за то, что он приносит нам неприятности – но за то, что он этим поступком нано¬сит несчастие душе своей. Ибо грех его лежит и на нас: мы должны были его поучить, наставить, образовать, воспитать. Но как мы можем это сделать, будучи сами слабы и немощны? Путём и дорогою Божественной Люб¬ви всё возможно; без неё – всё трудно. Чтобы воспитать другого, мы должны воспитать прежде себя.
Как же воспитать себя? Воспитанье должно происхо¬дить в беспрестанном размышлении о своём долге, в чте¬нии тех книг, где изображается человек в подобном нам состоянии, круге, обществе и звании, и среди таких же обстоятельств. А потом – в беспрестанном применении и сличении всего этого с законом Христа: в чём они не противоречат Христу, то принимать, в чём не соответству¬ют его закону, то отвергать. Ибо всё, что не от Бога, то не есть истинно. Что же найдём сомнительным и не знаем, как решить – то до времени следует отложить и никак не смущаться им: это признак, что мы ещё не готовы, и что глаза наши получат ясное познание вещей после, по мере нашего усовершенствования.
Споров как огня следует остерегаться, как бы ни сильно нам противоречили; какое бы неправое мнение нам ни излагали – не следует никак раздражаться, ни доказывать противное; но лучше замолчать и, удалившись к себе, взвесить всё сказанное и обсудить его хладнокровно. Но, и обсудивши, не го¬ворить, если чувствуем, что не можем сказать так, чтобы оно было доступно тому человеку, с которым го¬ворим, или же если чувствуем, что не можем сказать хладнокровно и безгневно. Истина, сказанная в гневе, раздражает, а не преклоняет.
Итак, воспитать другого и подать ему душевную истинную помощь мы можем тогда, когда достигли сами до высочайшего незлобия, когда ни¬какие оскорбления не могут оскорбить нас. Тогда и разум наш получает свет и может наблюдать поступки других, видеть их прегрешения и научать нас, как избавляться от них. Тогда и Бог помогает нам на всяком шагу, внушая действительные средства против всего недолжного. На сём основана и жизнь: учиться самому и научать других; и самому вознестись – и другого вознести к Богу.
Во всех наших начинаниях и поступках больше всего мы должны остерегаться одного наисильнейшего врага нашего. Враг этот – уныние. Уныние есть частое, истое иску¬шение духа тьмы, которым нападает он на нас, зная, как трудно с ним бороться человеку. Уныние, противно Бoгy, оно – следствие недостатка любви нашей к Нему. Уныние рождает отчаяние – душевное убийст¬во, страшнейшее всех злодеяний, совершаемых человеком, ибо отрезывает все пути к спасению, и потому пуще всех грехов оно неприемлемо Богом. Оттого и в молитвах просится ежедневно, дабы дал нам Бог сердце трезвяще¬еся, бодр ум, мысль светлу и отгнал бы от нас дух уныния.
Иногда душевные беспокойства и смущения, схожие с унынием, бывают Божиими попущениями, насылаемыми на нас для того, чтобы испробовать и испытать: укрепились ли мы в характере, иногда же – просто для того, чтобы, ища средств спастись от такого беспокойства и уныния, придумали мы сделать что-нибудь такое, чего бы никак не придумали прежде. Ибо Бог всячески старается нас вразу¬мить и требует, чтобы мы употребили какое-нибудь усилие для познания Его воли. И потому многие, воспитавшие себя среди волнений, советуют в такие минуты обратить взгляд на всю прежнюю жизнь нашу и стараться припом¬нить всё то, что мы пропустили сделать или откла¬дывали к другому времени. А припомнив, заняться уже не вседневными и обыкновенными делами нашими, а теми именно, которые мы пропустили сделать, и заниматься ими прилежно во всё время, пока продолжается уныние и сму¬щенье. Причём заняться ими вовсе не так, как бы мы их сами себе задали, но так, как если бы они наложены были Богом, а не другим кем, исполняя их подобно послушнику, исполняющему беспрекословно всякое повеление своего подвигоположника и господина.
Земная жизнь наша не может быть ни на минуту покой¬на, это мы должны помнить всегда. Тревоги следуют одни за другими – сегодня одни, завтра другие. Мы призваны в мир на битву, а не на праздник; праздновать победу будем на том свете. Здесь же мы должны мужественно, не упадая духом, сражаться, дабы получить больше наг¬рад, исполняя всё как законный долг наш: с разумным спокойствием, осматриваясь всякий раз вкруг себя и сверяя всё с законом Христа Господа Нашего. Некогда нам помышлять о робости или о бегстве с поля битвы, где на всяком шагу предстоит нам подвиг христианского мужества, а всякой подвиг такой поставляет нас на новую ступень к достижению Небесного Царствия. Чем больше опасностей – тем сильней следует собрать силы и возносить сильней молитву к Богу.
Находящийся среди битвы – не теряй сего ни на час из виду; готовящийся к битве – приготовляй себя к тому заранее, дабытрезво, бодрственно и весело идти по дороге. Смелей! Ибо в конце дороги – Бог и вечное блаженство!
Но как безумные, беспечные и недальнозоркие, мы не глядим на конец дороги – оттого не полу¬чаем ни бодрости, ни сил для путешествия по ней. Мы видим одни только препятствия, не замечая, что они-то суть наши ступени восхождения. А чаще всего мы всё видим иначе: пригорок нам кажется горою, малость – великим делом, призрак –действительностью; всё пре¬увеличивается в глазах наших и пугает нас. Потому что мы глаза держим вниз, не хотим поднять их вверх. Ибо если бы подняли их на несколько минут вверх, то увидели бы выше всего – только Бога и Свет, от Него исходящий, освещающий всё в настоящем виде. И посмеялись бы тогда сами слепоте своей...
Всякое дело и начинание да сопровождаем всегда душевной внутренней молитвой. Не такой молитвой, какую мы привыкли повторять ежедённо, не входя во смысл вся¬кого слова – но такой молитвой, которая бы излетела от всех сил нашей души и после которой, благословясь и перекрестясь, могли бы вдруг приняться за самоё дело.
Никто да не приходит от того в уныние, если Бог не исполняет тот же час вослед за молитвою нашего желания и если даяние не вдруг снисходит на прошение; но, напротив, тогда-то бодрей и веселей духом да молимся и действуем! Тогда-то именно да возрастает сильней наша надежда. Ибо Бог, руководясь великим смыслом, даёт иному в конце то, что другому – к началу. Но блажен, и в несколько раз блаженней тот, которому назначено вкусить за долгие и большие труды то, что другому – за мень¬шие: душа его больше будет приготовлена, больше достойна и может более обнять и вместить в себе бла¬женства, чем душа другого. «Претерпевый до конца спасется», – сказал Спаситель. И сим уже открыл нам всю тайну жизни, на которую не хотим мы даже взгля¬нуть очами, не только уразуметь.
Не омрачаться – но стараться светлеть душой должны мы беспрерывно, Бог есть Свет, а потому и мы должны стремиться к свету. Бог есть верховное веселие, а потому и мы должны быть так же светлы и веселы. Веселы именно тогда, когда всё воздвигается противу нас, чтобы нас смутить и опечалить. Иначе и заслуги нет никакой: нетрудно быть веселу, когда вокруг нас всё весело. Тогда всякий умеет веселиться: и не просвещённый Верою, и не имеющий никакой твёрдости духа человек, и не христиа¬нин, и язычник тогда сумеют быть спокойными и веселиться. Но достоинство христианина в том, чтобы и в печали быть беспечальну духом. Иначе где ж и отличье его от язычника?
Всё да управляется у нас любовью к Богу. Да носится Она вечно, как маяк пред мысленными нашими глазами!
Блажен, кто начал свои подвиги прямо с любви к Богу. Он быстрее всех других полетит по пути своему и легко победит всё то, что другому кажется непреодолимым и невозможным. Весь мир тогда предстанет пред ним в ином и в истинном виде: к миру он привяжется потому только, что Бог поместил его среди мира и повелел привязаться к нему; но и в мире возлюбит он только то, что есть в нём – образ и подобие Божие. И земной любви он поклонится не так, как грубый человек поклоняется образу, считая образ за Самого Бога, но так, как поклоняется образу просвещённый Верою человек, считающий его за одно бледное художественное произведение, поставленное только для напоминания, что нужно возноситься к Тому, Чьего Образа невозможно увидеть нашими бренными гла¬зами. Равно и на всякую земную любовь нашу, как бы чиста и прекрасна она ни была, мы должны взи¬рать как на видимые – и недостаточные – знаки беско¬нечной Любви Божией. Это только одни искры, одни края той великолепной ризы, в которую облеклась безмерная и безграничная Любовь Божия, Которую ничто не вместит, ибо ничто не может вместить Самого Бога.

Николай Гоголь «Правило жития в мире»