У ВЫСОКИХ БЕРЕГОВ АМУРА (с.11-13 №94, Игорь Маркин)

У ВЫСОКИХ БЕРЕГОВ АМУРА

Юности свойственно мечтать во все времена, и потому многим юношам военного лихолетья Великой Отечественной хотелось успеть повоевать – гнать фашистов на запад. Но мог ли семнадцатилетний Николай Маркин из затерянного в воронежской степи глухого хутора Ерофеевка представить, что служить ему придётся совсем не в той стороне, где чаялось и ожидалось... Призвали Николая в конце 1944 года. Сначала была учебка в городе Чебаркуль под Челябинском. А уже летом следующего, победного 45-го, последовала отправка на Дальний Восток.

Добирались туда несколько суток в вагонах-теплушках, или, по-иному, в «телятниках». Отстучать «на колёсах» пришлось несколько тысяч километров. Кормили в дороге сытно, но неуёмной молодёжи хотелось чего-то большего. И родилась дурная идея. Тогда большим дефицитом считалось мыло. За один кусок можно было неплохо разжиться продуктами. Курсанты, пока ехали от станции до станции, выстругивали из дощечек деревянную основу чуть меньше стандартного куска мыла, а затем эту заготовку оклеивали аккуратно отрезанными мыльными пластинами. Таким образом, из обычного куска мыла выходило штук семь кусков «бутафорских». Обмен производился на станциях во время стоянки. Толкотня, суета, постоянная нехватка времени... Устраивать публичные сцены никому не приходило на ум, да ведь и солдатам свой товар предлагала ещё та публика.

Производители «липового» мыла почти всю дорогу катались как сыр в масле. Но, как говорится, и на старуху бывает проруха. На одном Богом забытом полустанке выменяли у подозрительно щедрого старика несколько бутылей подсолнечного масла. Уже когда поезд набрал ход, выяснилось, что масло в бутылях – лишь у горлышка, остальное – вода, но... поезд ушёл, в прямом и переносном смысле. Такая вот наука: обман был наказан обманом.

В учебке Николай Маркин освоил специальность миномётчика. В предстоящей дальневосточной операции им предписывалось содействовать морпехам «карманного флота» – так в шутку называли Краснознамённую Амурскую флотилию (сокращённо КАФ).

По прибытии на Дальний восток Маркина приписали к монитору «Свердлов». Мониторы – низкобортные броненосные корабли с мощным артиллерийским вооружением, преимущественно прибрежного или речного действия, для подавления береговых батарей и разрушения береговых объектов противника. Для прибывших из Чебаркуля учения не прекращались, а летом 1945 года они стали ещё напряжённее. Приставленный к карантинникам старшина оказался мужиком неплохим, но уж больно занудным. Главное, он заставлял носить на голове чуть не с утра до ночи армейскую каску, которую молодёжь окрестила тыквой. На вопросы вчерашних курсантов, зачем им «тыквы», они ж моряки, да и числятся пока как запасные, старшина не уставал повторять: «Пуля не выбирает, краснофлотец вы или кто. Это в своём Чебаркуле вы были в запасе, а здесь надевайте каски – и точка».

Что они не запасные, молодёжь поняла в ночь на восьмое августа. Накануне их всех переправили в Хабаровск. Суда уже стояли на рейде. На рассвете мониторы «Свердлов» и «Дальневосточный комсомолец» вместе с четырьмя бронекатерами отошли через селение Нижнее Спасское к левому берегу Амура.

Ночь и неизвестность. Сначала тускло светили прожекторы, матово блестел корабельный металл, затем свет погас. Пахло прогретой речной водой и солярой, а новые форменки непривычно, «колом» сидели на молодых. Стояла задача: овладеть вражеским городком Фуюань. Этот небольшой город оказался, однако, неплохо укреплён.

Первыми на рассвете к Фуюаню подошли бронекатера и высадили десант. Произошёл короткий бой. Морякам удалось «зацепиться» за тот берег. Утренний бой с мониторов лишь слышали, и только без пяти семь утра открыли огонь по Фуюаньским казармам. Отстрелявшись, услышали команду: «К трапу!» Это означало: десант. Маркин со своим миномётом ступил на чужую землю...

Самураи сопротивлялись вяло, но неожиданно «ожил» один из дзотов близлежащей сопки – оттуда так и поливали огнём. А морячки уж, было, изготовились с форсом, в бескозырках набекрень войти в городок. Старшина зашипел: «Жить надоело? А ну, нацепить тыквы!»

В атаку не подняться, лежать дальше – бессмысленно. Тогда группе флотских с канонерской лодки «Пролетарий» поручили уничтожить этот «кусачий» дзот. Среди добровольцев оказался и старшина первой статьи Н.Н. Голубков.

«Братишки» перебежками и ползком подкрадывались к дзоту. Японцы их заметили. Наши видят: один матрос повалился набок – ранен. Почти сразу второй скрючился – тоже зацепило! А до дзота ещё метров семьдесят. Стал припадать на ногу и Голубков – задело и его. Но не останавливается, хромает дальше. А дзот всё никак не угомонится. Тогда Голубков поднялся во весь рост, закричал: «За Родину! Получай, косоглазые!» И швырнул одну за другой три гранаты. Одна попала точнёхонько в амбразуру. Дзот был уничтожен, но и старшина упал, сражённый уже смертельно...

Через несколько дней старшине первой статьи Николаю Голубкову было посмертно присвоено звание Героя Советского Союза. Позже на месте его гибели местные жители воздвигли обелиск, на бетонной стене которого иероглифы гласили: «Человеку, победившему дракона».

«Страшно ли было тогда?..», – спрашивали дети много лет назад у Маркина. – «Ещё как...», – неизменно отвечал он.

Часам к десяти утра Фуюань уже не сопротивлялся. Японцы покинули город, а пленных что-то не было видно. На следующий день «Свердлов» ушёл вверх по Амуру. Разыгралась непогода. А вокруг – величие и красота!.. Природе-то всё едино – война ли, мир...

Наступление Красной Армии началось в самый сезон дождей. На тот момент в Манчжурии воды оказалось больше, чем земли. Дожди лили сильные и частые, ручьи стали реками, а реки превратились в непреодолимые препятствия. Дороги размыло. Морякам ещё ничего, а вот сухопутным войскам... Но наши продолжали наступать!

Вверх по Амуру «Свердлов» шёл целый день и к вечеру высадил десант в устье реки Гайцзы. Прибывая к населённым пунктам, моряки встречали там свои сухопутные войска. Потому мониторы, особо не задерживаясь, шли дальше.

Путь Второй бригады Краснознамённой Амурской флотилии, в которую входил и «Свердлов», лежал к городу Фуцзинь. Там всё оказалось гораздо серьёзнее. При подходе к городу моряки несколько раз обстреляли береговые позиции японцев – корабельная артиллерия поддерживала десант и Первую бригаду. Николаю в эти дни и на «Свердлове» пришлось походить, и с бронекатеров на сушу высаживаться. Укреплённые точки самураев ещё сопротивлялись, а вот живая сила куда-то постоянно исчезала, и никак не доводилось с нею столкнуться.

Затем был город Цзямусы. В нём вместе с пехотой очищали городские улицы от засевших японцев. Где-то они сдавались, где-то дрались. Порой японские солдаты, услышав приказ своих офицеров о сдаче, сами же их расстреливали и продолжали сопротивление. Действовала в Цзямусы и бригада специального назначения Квантунской армии – смертники. Смертники, обвязанные толом и ручными гранатами, кидались на наших солдат и моряков. Одного смертника свои же замуровали на кладбище в надмогильный памятник, оставив ему еды и питься на несколько суток. В нише другого памятника нашли ещё одного, прикованного цепями – пулемётчика.

Довелось столкнуться лицом к лицу со смертниками и Николаю. Он шёл с напарником по городу. Напарнику, тоже Коле, загорелось зайти в фанзу – местное жилище: посмотреть, что там делается. А патронов у обоих не оказалось, одни штыки. Вот и зашли. Двери фанзы плетёные, не скрипнули. Глядь, а на земляном утрамбованном полу лежат двое японцев. Спят, дремлют – кто там разберёт? Но что значит: чутьё у них!.. Вмиг почувствовали чужих. Не открывая глаз, попробовали вскочить. Однако опоздали – наши тоже начеку. Одного Маркин штыком заколол, второго друг Коля так убил. «Как так?» – спрашивали затем у Маркина. «Да вот так, с перепугу. Хлоп его – он и не копнулся! Кулаки у друга Коли пудовые...». Перевернули японцев, а под каждым по две связки гранат – смертники.

В Цзямусы стояли на рейде целый день, а 17 августа ушли к Сансиню. В Сансине десант высаживался всего четыре минуты! Этот город, не в пример другим, оказывал яростное сопротивление. Перед тем как встать на рейде, «Свердлов» и другие мониторы своим огнём уничтожили живую силу японцев на берегу реки Муданцзян и подавили их береговую артиллерию. Те отбивались, как могли. Здесь же советские суда накрыли японский пароход, который вёл пулемётный огонь по нашим катерам. В этих боях японцы понесли большие потери в составе своей Сунгарийской речной флотилии и хвалёной дивизии «Южных морей».

Сансинь запомнился обилием копчёной рыбы и запахом жжёного масла, а также «бумажно-деревянными» домами. Некоторые были разрушены, а какие-то просто догорали. Здесь запросто можно было нарваться на переодетого в штатское офицера-самурая, либо маньчжура-полицейского. Могли оказаться в гражданском и бойцы японской добровольческой бригады. Оружие им выдали, а вот обмундирование они получить не успели...

Сансиньские картинки колоритны. Вот ведут пленных. Их много, и все они на одно лицо. А вот конвой: впереди два матроса на мотоцикле – один за рулём, другой в коляске с ручным пулемётом. Сзади тоже мотоцикл, на котором матрос в одном тельнике и со знаменем. Иногда пленные улыбались и шепелявили, обращаясь к нашим: «Ты солдата, я солдата, ходи наша сторона!..». Моряки в ответ смеялись: «Ходи сам, раскосый!» – «Нет, – отвечали печально японцы, – нам нельзя, у нас император». – «Как нельзя? Вы ведь уже в плену!» – недоумевали наши. Японцы серьёзнели и замолкали. Несведущим растолковали: эти не сдались, их «взяли», а японцы подобным тонкостям придают большое значение.

На следующий день объявили приказ: всем бронекатерам и мониторам следовать к Харбину. Шли двое суток. И 21 августа с реки Сунгари увидели – вот он, Харбин! Показались гранитные плиты причалов; на мутной воде, словно утки, покачивались причудливые парусные китайские лодки-джонки. Прошли один мост – двухпролётный, в несколько ярусов, с башнями и амбразурами. Вдалеке показался ещё один такой же.
Народу высыпало встречать превеликое множество. Люди стояли на набережной, висели на ветвях деревьев и балансировали чуть не у самой воды на шероховатых плитах парапета. Русских приветствовали, кричали им «ура!». К моменту прихода в Харбин судов КАФ и сухопутных войск город, по сути, был уже в наших руках. Местная русская молодёжь захватила практически все жизненно важные объекты и преподнесла Красной Армии Харбин «на блюдечке». Маньчжурские детишки с удовольствием шли на руки к советским бойцам и играли медалями, что красовались на груди красных воинов.

Флотских посадили на «cтудебек-керы». По улицам ехали медленно: столпотворение встречавших не давало разогнаться авто. Здесь тебе и машины, и трамваи, и босоногие рикши. Видели даже, как лошадь тянет автокузов на деревянных колёсах. «Морские дьяволы», раскрыв рты от удивления, шушукались, рассматривая местный транспорт: «Гляди, гляди, это что за аппарат, а?..».

Магазины в городе сплошь японские и, естественно, все закрылись. Из них, а также из брошенных домов ушлые китайцы бросились под шумок растаскивать всякое добро. Наши смотрели на это сквозь пальцы. Местные тащили узлами, корзинами и ящиками. В основном этим занимались женщины. Идёт такая «мародёрша» китайского происхождения, её и от земли не видно, в чём только душа держится – а, поди ж ты, пару мешков на себе волочит. И каждый раза в два больше её самой...

В сентябре 1945-го в Харбине состоялся парад наших войск, после которого бригады судов КАФ убыли обратно. И уже когда вошли на советскую территорию, личному составу «Свердлова» зачитали текст правительственной телеграммы. Там говорилось, что «Свердлову» в числе трёх мониторов и канонерской лодки «Пролетарий» присвоено звание гвардейских. Это был праздник! Многих старшин и матросов наградили орденами и медалями. Не остался в стороне и Николай Маркин – ему вручили орден «Солдатской славы» третьей степени.

Игорь Маркин