Рубрики

Архив новостей

В НЕМ НАШИ ЛАСТОЧКИ И КРЕСТЫ (Валентин Распутин - с.12, №113)

21.09.2023

В НЁМ НАШИ ЛАСТОЧКИ И КРЕСТЫ...
18 июля – Обретение мощей преподобного Сергия Радонежского (в 1422 году)
21 сентября – битва на Куликовом поле (в 1380 году)

Пытаться говорить о Сергии Радонежском – это, по ощущениям, сметь войти в область запретного, неизъяснимого по своей природе, не могущего быть изреченным. Телесные черты великого святого Земли Русской стёрлись и давно заменились духовным портретом. Тот лик, который знаем мы по иконам – это оттиск на нетленной плащанице народной памяти, проступивший из общего взгляда...

Наш язык для вызывания духа «земного ангела» и «небесного человека» тщетен – для этого нужна родственность особого рода. В отличие от нас, грешных, опустивших свой разум ниже желудка, там не бытие определяет сознание. И освобождённый, высветленный и взыскующий дух достигает там у счастливых избранников таких пределов надмирности, где язык вызывается не ведомым нам чувствованием. Тогда объяснимым становится случай, описанный в житии Преподобного Сергия его учеником Епифанием Премудрым: проезжая мимо обители Сергия, другой великий старец, его современник святитель Стефан Пермский за многие вёрсты поклонился игумену, и Сергий, прервав трапезу, поднялся и отвесил ему ответный поклон. Не вызывает тогда особого недоверия и дальновидение Преподобного в часы Куликовской сечи, когда, оставаясь за сотни вёрст в своей обители, Сергий одного за другим, вглядываясь, называл павших, читал им заупокойные молитвы, а в конце изрёк: «Мы победили». В таких случаях не глаза видят, не уши слышат – а ви́дение (как в наше время при спутниковой связи, которая никого не удивляет) столь же естественное для другого уровня связи свершается с помощью родственного «горнего» тела.

Борис Зайцев, один из самых глубоких русских писателей, отважился в 1924 году на своё житие «Преподобного Сергия Радонежского». Вообще потребность питаться от света Преподобного (и, в свою очередь, самой питать этот свет) у русской эмиграции, острее нашего размышлявшей о судьбах России, никогда не иссякала. Вспомним дивный, от начала и до конца теплом и надеждой согретый, небесным словом сотканный рассказ Ивана Шмелёва «Куликово Поле». Вспомним страстное, составленное из народного мнения, заклинание Н.К. Рериха на освящении часовни Преподобного (поставленной сибиряками в американском Радонеже в штате Коннектикут): «Преподобный знает, когда спасти», «Преподобный знает, когда явиться», «Преподобный знает, когда помочь», «Преподобный знает, где нет неверия и предательства».

Борис Зайцев, рассуждая, как созидаются натуры, подобные Сергию, попадает в самое русло их таинственного движения: «Существует целая наука духовного самовоспитания, стратегия борьбы за организованность человеческой души, за выведение её из пестроты и суетности в строгий канон. Аскетический подвиг – выглаживание, выпрямление души к единой вертикали. В таком облике она легчайше и любовнейше соединяется с Первоначалом, ток Божественного беспрепятственней бежит по ней. Говорят о теплопроводности физических тел. Почему не назвать духопроводностью то качество души, которое даёт ощущать Бога, связывает с Ним?.. Кроме избранничества, благодати – здесь культура, дисциплина». Но – и избранничество. Звезда Вифлеема зажгла многие звёзды, и одна из них, по-русски неяркая и мягкая, привела к рождению в самый необходимый момент нашей истории первого печальника Земли Русской, собирателя её единого духа.

Что́ мы, неразумные дети неразумного века, усушенные, к тому же, дурным образованием, знаем сегодня о Сергии Радонежском? Большинство из нас почти ничего не знает, кроме имени, которое и помимо церковных стен звучит как бы само собой, одним движением воздуха, и означает что-то светлозовное, терпеливо нас дожидающееся... Из оставшихся бо́льшая часть знает хрестоматийное: жил в XIV веке, был основателем Троице-Сергиевой Лавры – духовного центра Православной России, благословил Дмитрия Донского на битву с Мамаем и послал с московским князем на Поле Куликово двух своих монахов, один из которых, Пересвет, и начал битву схваткой с ордынским мурзой Челубеем. Вспомним при необходимости некоторые легенды, всегда сопутствующие святым, прочитанные нами среди исторических событий: то Сергий Радонежский несколько раз появлялся среди защитников своей обители в критические для неё моменты, когда поляки вместе с тушинцами в 1608-1610 годах шестнадцать месяцев осаждали Лавру, но так и не смогли ее взять; то в Смутное же время, когда судьба Православия и России висела на волоске, Преподобный Сергий трижды в видениях являлся к Козьме Минину, нижегородскому гражданину, подвигая того не мешкая собирать народное ополчение для изгнания врагов; то в пору покорения Иоанном Грозным Казани и русскому царю помогал этот небесный воитель в окончательном освобождении своей земли от татарского ига... А поскольку в нас «превалирует чердак» – материалистическое мышление, то мы, и вспоминая, чувствуем неловкость за странную избирательность своей памяти: почему-то сохраняется то, что должно бы испариться, и испаряется – что забивалось гвоздями. И только немногие из нас при имени Преподобного Сергия обращаются не к памяти и не к книгам, а к душе. Он – там...

Немногие – не значит, что их мало: своим числом они соберут завидные тысячи. То, что у других предано забвению и пребывает в пустоте, у этих тепло сохранено, возжжено негасимой лампадой и заполнено собранием родных по духу имён. Тут могут быть живущие и давно почившие, тут не отказывается и никогда не жившим, созданным благословенным воображением, как Сонечка Мармеладова или Алёша Карамазов. А потому это даже и не имена, а некое общее подвижническое служение, скрывающееся за именами, сцепление согласием и любовью ко всему светлому. Тут же – и Сергий из Радонежа, служивший этому общежитию как «раб купленный», по слову Епифания Премудрого: так служил он братии, ничем не возвышаясь над нею, при строительстве Троицкой обители. Но и в этой обители, построенной в душе человеческой, Преподобный не сразу облекается в свой образ: чувствуется лишь чьё-то пастырское присутствие среди всех других, чьё-то покровительство. И только после установления определённого «чина души» он проступает собственными чертами и именем.

Человеческая душа не может быть необитаемой: исходящей из неё энергии из чего-то браться нужно. Но рядом с великими покойниками, рядом с согнутыми от бремени родительства отцом и матерью, рядом с примерными судьбами из настоящего – там поселяются воспоминания, поступки, картины природы, про которые не напрасно говорят, что они западают в душу, родные слова и напевы – целый мир, собранный из самого лучшего и святого...

Без Сергия Радонежского русская душа не полна. При всём множестве любимых и почитаемых в нашем народе святых Сергиева святость несколько особого сложения – она сложена из русского представления о своём идеале. Тут народ сам рассудил и, приняв житие Преподобного, лучше всего отозвавшееся народному призванию, узнав в нём свой чаемый образ, направление своих трудов, он и от себя добавил ему, и своей крови влил, чтобы не приустать ему от хождений по многим молитвам. И, веками к нему припадая, дотворил Сергия до полной свойственности... К Сергию народ не мог охладеть: это значило бы отказаться от самого себя. В самые тяжкие для общей нашей судьбы моменты в русском сердце слышался его участливый голос: «Не скорби, чадо». Борис Зайцев в XX веке попытался взращённые в нём чувства оборотить в сторону того, кем они были посеяны: «О, если б его увидеть, слышать. Думается, он ничем бы сразу и не поразил. Негромкий голос, тихие движения, лицо покойное святого плотника великорусского... Такой Преподобный Сергий даже на иконе – через всю её условность – образ обаятельного в задушевности своей пейзажа русского, русской души. В нём наши ржи и васильки, берёзы и зеркальность вод, ласточки и кресты и – не сравнимое ни с чем благоухание России. Всё – возведённое к предельной лёгкости и чистоте».

Валентин Распутин.
Из очерка «Ближний свет издалека»

Назад