Рубрики

Архив новостей

РАДУНИЦА - ПАСХА МЕРТВЫХ (c.16 № 116, И.Никифоров-Волгин)

09.10.2024

РАДУНИЦА – ПАСХА МЁРТВЫХ

Есть такие дни в году, когда на время воскресают мёртвые. К таким дням принадлежит и Радуница. Она всегда во вторник на второй неделе по Пасхе. В Радуницу живые ходят на кладбище христосоваться с погребёнными.

В этот день грех думать о смерти, ибо все мы – воскреснем. Накануне или рано утром в церквах служат заупокойную утреню. Она не огорчает, а радует. Всё время поют «Христос Воскресе», и вместо «надгробного рыдания» раздаётся пасхальное: «Аще и во гроб снизшел еси Безсмертне».

Заупокойную Литургию называют «обрадованной». В церковь приносят на поминальный стол пасхальные яйца, куличи и кутью. Всё это по окончании панихиды уносится на кладбище, рассыпается по могильным холмикам для розговен усопших. Радуница – пасха мёртвых!

Хорошее слово «радуница»! Так и видишь его в образе красного яйца, лежащего в зелёных стебельках овса, в корзинке из ивовых прутьев...

И до чего это чудесны наши русские слова! Если долго вслушиваться в них и повторять раздельно и со смыслом одно только слово – и уже всё видишь и слышишь, что заключено в нём. Как будто бы и короткое оно, но попробуй, вслушайся... Вот, например, слово «ручеёк». Если повторять его часто-часто и вслух, то сразу и услышишь: ручеёк журчит между камешками!

Или другое слово: зной. Коли зачнёшь долго тянуть букву «з», то так и зазвенит этот зной наподобие тех мух, которых только и слышишь в полуденную ржаную пору. Произнёс я слово: вьюга – и в ушах так и завыло это зимнее, лесное: ввв-и-ю... Сказал как-то при мне своим басом дворник Давыд: гром – и я сразу услышал громовой раскат за лесною синью.

В день Радуницы много перебрал я всяких слов и подумал с восторженным, впервые охватившим меня чувством:

– Хорошо быть русским!

Мы пошли на кладбище. Каждая травинка, каждый распустившийся листок на деревьях и кустах, и всё живое вместе с мёртвым было освещено солнцем. Везде служили панихиды. С разных сторон обширного старинного кладбища долетали голоса песнопений: «... Со духи праведных скончавшихся... Воскресение День просветимся людие... Смертию смерть поправ... Вечная память!..».

Говорили о покойниках как о живых людях, ушедших на новые жительные места. Останавливаясь у родных могил, трижды крестились и произносили: «Христос Воскресе!..».

Хоть и говорили кругом о смертном, но это не пугало.
– Жизнь бесконечная... Все мы воскреснем... Все встретимся, – доносились до меня слова священника, утешавшего после панихиды купчиху Задонскую, недавно похоронившую единственного сына.

Между могил с визгом бегали ребята, играя «в палочку-воровочку». На них шикали и внушали: «Нехорошо!..», а они задумаются немножко – и опять за своё.

Батюшка Знаменской церкви отец Константин, проходя с кадилом мимо ребят, улыбнулся и сказал своему дьякону:

– Ишь они, бессмертники!..

– Да шумят уж очень. Нехорошо это... на кладбище...

– Пусть шумят, – опять проговорил батюшка. – Смерти празднуем умерщвление!..

На ступеньках усыпальницы, похожей на часовню, сидел сухощавый и как бы щетинистый старик и говорил сердитым голосом, без передышек и заминок, окружавшим его людям: «Поминальные дни суть: третины, девятины, сорочины, полугодины, годины, родительские субботы и вселенские панихиды...».

– Это мы знаем, – сказал кто-то из толпы.

– Знать-то вы знаете, а что́ к чему относится, мало кто ведает. Почему по смерти человека три дня бывает поминовение его? Не знаете. Потому, чтобы дать душе умершего облегчение в скорби, кою она чувствует по разлучении с телом. В течение двух дней душа вместе с ангелами ходит по земле, по родным местам, около родных и близких своих, и бывает подобна птице, не ищущей гнезда себе, а на третий – возносится к Богу.

– А в девятый? – спросила баба.

– В этот день ангелы показывают душе различные обители святых и красоту Рая. И душа люто страждет, что не восхотела она на земле добрыми делами уготовить себе жилище праведных...

В это время пьяный мастеровой в зеленой фуражке и с сивой бородою с тоскою спросил старика:

– А как же пьяницы? Какова их планида?

– Пьяницы Царствия Божия не наследуют! – отрезал старик, и он мне сразу не понравился. Всё стало в нем ненавистно, даже усы его щетинистые и злые. Мне захотелось высунуть язык старику, сказать ему «старый хрен», но в это время заплакал пьяный мастеровой:

– Недостойные мы люди, – всхлипывал он, – мазурики! И за нас-то, мазуриков и сквернавцев, Господь плакал в саду Гефсиманском, и на Крест пошел вместе с разбойниками!..

Мне захотелось подойти к пьяному и сказать ему словами матери: слезы да покаяние двери райские отверзают...

Старик посмотрел прищуренным вороньим глазом на скорбящего пьяницу, облокотившегося на чей-то деревянный крест, и сказал, как пристав:

– Не нарушай общественной тишины! Не мешай людям слушать, греховодник!..
И продолжил:

– В течение тридцати дней душа водится по разным затворам ада, а за сим возносится опять к Богу и получает место до Страшного Суда Божия...

«И почему такие хорошие святые слова старик выговаривает сухим и злым языком? – думал я. – Вот, мать моя по-другому скажет, легко, и каждое её слово светиться будет... Выходит, что и слова-то надо произносить умеючи, чтобы они драгоценным камнем стали...».

Мимо меня прошли две старухи. Одна из них, в ковровом платке поверх салопа, говорила:

– Живёт, матушка, в одной стране птица... И она так поёт, что, слушая её, от всех болезней можно поправиться. Вот бы послушать!..

Время приближалось к сумеркам, и Радуница затихала. Всё реже и реже слышались голоса песнопений, но как хорошо было слушать их в эти ещё не угасшие пасхальные сумерки!..

– Христос Воскресе из мертвых!

Василий Никифоров-Волгин

Назад