ВОЙТИ В ПАРИЖ СО ШПАГОЮ (с.10 №118)

ВОЙТИ В ПАРИЖ СО ШПАГОЮ В РУКАХ

В песне «Едут, едут по Берлину наши казаки» из незабываемого сорок пятого, когда Красная Армия сломала хребет фашизму, есть строки «Эх, ребята, не впервой нам поить коней казачьих из чужой реки». Слова эти напоминают о событиях двухсотлетней с лишним давности. Было время, наших казаков видели на улицах и другой европейской столицы, французской, когда в последний день марта 1814 года русские войска после многих боёв победным маршем вошли в Париж.

В ту пору позади остались разбойничий поход Наполеона на Москву, гибель его Великой армии в русских снегах, теперь война шла на территории Франции. 24 марта союзные монархи европейских держав так называемой «Шестой коалиции», выступавшей против наполеоновской Франции, одобрили план наступления на Париж. В пользу такого решения послужила информация о брожении в Париже и об усталости французов от войны, в связи с чем снимались опасения ожесточённых боёв с вооружёнными горожанами на улицах города. Особую роль отвели русскому генералу немецкого происхождения Фердинанду Фёдоровичу Винцингероде. Чтобы Наполеон не успел предпринять контрмер, в качестве отвлекающего манёвра против него выслали десятитысячный кавалерийский корпус Винцингероде – того самого, что два года назад рубился под Звенигородом с корпусом Эжена Богарне и вынудил его заночевать в Саввино-Сторожевском монастыре, где ночью принцу де Богарне явился святой Савва и предвестил: настанет срок, и одна из ветвей династии Ольденбургских укоренится сначала в России, а позже и в воронежской Рамони...

В марте 1814-го французы опрокинули отряд Винцингероде, однако это уже ему не помогло. Наполеон понял, что его переиграли, высоко оценив стратегическое решение противника: «Превосходный шахматный ход. Вот никогда бы не поверил, что какой-нибудь генерал у союзников способен это сделать». С небольшой армией он бросился на спасение Парижа, но опоздал – к столице стягивалось объединённое войско его противников.

В истории наполеоновских войн на европейской территории сражение за Париж стало одним из самых кровопролитных. За день союзники потеряли более восьми тысяч солдат, и, как это часто бывает, основную тяжесть битвы на себя взвалили русские воины, положив на поле боя шесть тысяч... Город был неплохо укреплён, его обороной руководили маршалы Мортье и Мармон под главенством брата Наполеона Жозефа Бонапарта.

Наступление на Париж началось ранним утром 30 марта. Ещё до полудня к одному из пригородов приблизились войска союзников: пруссаки и русский корпус Михаила Семёновича Воронцова. Александр I отправил к Жозефу Бонапарту парламентёров, велев им передать: «На штыках или церемониальным маршем, на развалинах или в чертогах, но сегодня же Европа должна ночевать в Париже». Парламентёров обстреляли, в ответ союзники со всех сторон начали теснить отходивших к Парижу французов. Видя с вершины Монмартра безрадостную картину, Жозеф Бонапарт покинул сражение и передал полномочия Мармону и Мортье. Теперь уже они отправили переговорщиков к русскому императору. Александр I предъявил грозный ультиматум. Он поручил вести переговоры своему флигель-адъютанту Михаилу Фёдоровичу Орлову, повелев сообщить такие слова: «Император прикажет остановить сражение, если Париж сдастся, иначе к вечеру не узнают места, где была столица».

Подтверждая слова делом, на штурм Монмартра ринулся корпус генерала Александра Ланжерона (впоследствии генерал-губернатора Новороссии и Бессарабии с 1815 по 1822 годы). Французы успели сделать навстречу наступающим лишь один орудийный залп – и в считанные минуты тех солдат, кто не успел бежать, перебили. Париж был обречён: с вершин Монмартра город простреливался артиллерией насквозь.

Адъютант генерала Раевского, поэт Константин Батюшков писал: «Слава Богу! Мы увидели Париж со шпагою в руках!» Александр I встретил Ланжерона, держа орден «Андрея Первозванного». И со словами: «Господин граф, вы потеряли это на высотах Монмартра, а я нашёл», – вручил генералу высшую награду Российской империи. В присутствии Мортье и Мармона Михаил Орлов составил проект капитуляции Парижа, которая и была подписана 31 марта в два часа ночи.

В полдень российский император во главе русских войск торжественно вступил в столицу Франции, на целый месяц сделавшись её фактическим правителем. Почти четыре века, впервые со времён Столетней войны, Париж на своих улицах не видал чужой армии...

Наполеон не смирился с поражением. Чтобы усыпить бдительность русских и собрать новые войска, из Фонтенбло он направил в Париж дипломата – маркиза Армана де Коленкура с притворным предложением о мире. Узнаваемый почерк! Времена меняются, а суть европейской политики и дипломатии остаётся неизменной. В тот раз хитрость не удалась, и 6 апреля Наполеон подписал отречение от престола.

С развёрнутыми знамёнами под барабанный бой с музыкой русские двигались по улицам французской столицы, заполненным горожанами. Многие из них поднялись на крыши домов, откуда со смешанным чувством рассматривали проходящие войска. Сначала парижане ожидали неминуемой расправы, ведь наполеоновская пропаганда пугала их разными историями о том, что русские дикари якобы жаждут мщения и обожают забавляться варварскими играми, к примеру, в стужу гнать на порку людей голыми. Французская пресса писала о русских как об огромных и страшных «медведях» из страны с лютыми морозами. Но увидев наших солдат, которые по виду едва ли отличались от европейцев, а офицеры практически все говорили по-французски, местные как минимум озадачились... Среди прочих в составе нашей кавалерии в Париж въехал природный француз и русский офицер Николай Ге. Его отец бежал в Россию от Великой Революции, а сын уже русского подданного Ге – Николай Николаевич, житель Воронежа, впоследствии станет известным художником, напишет портрет Льва Толстого, автора эпопеи «Война и мир».

На Елисейских полях российский император со свитой остановились, пропуская войска. На царское приветствие «Здорово, ребята!» в ответ грянуло раскатистое дружное «Ур-рр-ра-а!». Александра I сразу обступила внушительная толпа, и, протиснувшись к императору, какой-то горожанин с энтузиазмом произнёс: «Мы давно ждали прибытия Вашего Величества!» На что Александр Павлович ответил: «Храбрость ваших солдат помешала мне прийти раньше». Слова эти моментально разлетелись по Парижу. А уж когда при всём честном народе озвучили прокламацию русского царя, обещавшую жителям покровительство и защиту, многие бросились к площади, где находился великодушный победитель, чтобы хоть глазком взглянуть на него. Александр Благословенный выполнил своё обещание: он пресекал разбой, карал за мародёрство, особенно строго запрещались любые покушения на культурные памятники. Сами французы хотели снести поставленную в честь побед Наполеона Вандомскую колонну, но русские солдаты окружили её и не позволили этого сделать. Случай в мировой истории уникальный...

Настоящий фурор у местных жителей вызвали казаки. Сплошь бородатые, в шароварах с лампасами и в лохматых шапках, они выглядели точно так, как их изображали на французских листовках, густо расклеенных по стенам парижских домов. Только на бумаге их выставляли страшилищами, а живые казаки были люди простые и незлобивые. Лагерь они разбили в городском саду на Елисейских полях, на кострах готовили еду, продукты покупали у местных торговок. Проживание русских военных на улицах, а не в домах – мера не случайная. Это было сделано, чтобы не стеснять местных жителей, и чтобы, Боже упаси, нашему воинству «не захворать революционным вольнодумием». В итоге все русские явились парижанам добрыми великанами, и восхищённые стайки детей по пятам бегали за нашими солдатами.

В 1812 году в Москве солдаты наполеоновской Великой армии вели себя совсем иначе. Непрошенным гостям на русских землях позволялось очень многое. «Свободные» от веры в Бога «сыны революции» в кремлёвских соборах устраивали пороховые склады и конюшни, заставляли лошадей целовать святые образа, расстреливали москвичей возле иконостасов. Господь не позволил тогда супостату совершить страшное злодеяние – потехи ради взорвать Новодевичий монастырь: одна из инокинь сумела затушить уже подожжённый запал.

После необузданного буйства, грабежа и бесчинств, явленных армией Наполеона в России, у жителей Парижа имелись основания опасаться, что русский царь сделает с их столицей нечто подобное, даже если, не подожжёт город, то устроит в католических храмах безобразные вакханалии, подобные тем, что свершали французы в России. Классические «три дня на откуп» победителя тогда показались бы адом для парижан... Однако ничего даже близкого к тому в Париже не произошло. Уже на следующий день после капитуляции жизнь вошла в мирное русло: заработали различные конторы, открылись двери банков, можно было свободно въезжать и выезжать из города, и вообще атмосфера не очень-то соответствовала падению европейской столицы. Но было именно так.

По пути продвижения наших отрядов к Парижу французские крестьяне продавали им провиант. Причем предлагали продукты исключительно русским – союзников мирные французы презрительно называли «пиявками» и были с ними «на ножах». После разбоя, кощунства и жестокостей наполеоновских войск, входивших недавно в Россию, трудно представить русского крестьянина, помогающего незваному иноземцу на пути вглубь страны. Нет, тогда он встречал врага с дубиной и вилами наперевес, на которых был отнюдь не фураж, а нацеливал их острие на вражью грудь. Тем не менее, наш солдат не озлобился, и русский поход на неприятельскую землю не был полон мести, пусть и праведной. Русские пришли в Париж как освободители... Это был национальный триумф России, не первый и не последний.

Чтобы воздать благодарность Господу за победу, 10 апреля 1814 года, в светлый день Православной Пасхи русское командование распорядилось на берегу Сены установить помост с алтарём. Вокруг выстроились армейские подразделения. На помост взошёл император Александр I в сопровождении православных священников в золотых облачениях. Пехотинцы сняли головные уборы и преклонили колени, кавалеристы опустили вниз сабли. Началось торжественное богослужение, полились древние византийские мелодии, зазвучало славянское пение во славу Божию. Потрясение от красоты и благолепия русской православной службы было велико. Французы, толпой собравшиеся, чтобы поглядеть на это, забыв о своём католическом вероисповедании, простояли у помоста всю службу, проникнувшись величием момента. Париж был покорён.

Игорь Маркин